Суета сует - Борис Курланд
Легковая, с пятнами ржавчины машина издавала шум, словно гоночный автомобиль на пробеге в Монте-Карло. Выхлопная труба выбрасывала клубы дыма, черные облака поднимались к небу, рассеивались ветерком, окутывая корпус автомобиля. Из облака, как маг в цирке, появился Михаил Партош, явно ошарашенный приемом: не менее дюжины соседей, среди них Галя и полицейский, смотрели на него.
Больше всех обрадовался появлению пропажи Авшалом, отпала необходимость возвращаться в отделение и заниматься продолжением поисков беглеца.
– Завтра утром зайдешь к нам, – строго приказал полицейский, – мы должны составить протокол, там и расскажешь, что произошло.
Галя и Миша поднялись в квартиру. Миша осмотрел салон, будто в первый раз вошел внутрь квартиры. Галя заметила отрешенный взгляд мужа, он явно плавал в другом измерении
– Миша, давай поговорим, поделись со мной, если у тебя наболело.
Попытка жены разговорить супруга оказалась напрасной, Михаил продолжал все таким же взглядом смотреть куда-то вдаль, сквозь стены, за горизонт, в родной город, там родители, одни, беспомощные. Утром его не оказалось в постели. Партош обнаружился два дня спустя в Тель-Авиве напротив здания румынского посольства. Когда он попытался попасть внутрь здания, охранники отогнали его, в потрепанной рубашке, с блуждающим взглядом, на противоположную сторону тротуара, где он простоял до сумерек. Ранним утром Михаил вновь появился, в руках мятый лист бумаги, исписанный неразборчивым почерком на русском языке, из которого следовало, что податель сего обращения просит разрешения на выезд в Румынию, оттуда хочет перебраться в Молдавию, потому что у него там остались престарелые родители. Через несколько дней наряд полиции после выяснения обстоятельств вызвал Галю.
Таль и Галина
Анатолий начал вести образцовый образ жизни. Ранним утром он терпеливо ждал на остановке автобус, чтобы отправиться на работу на секретном объекте неподалеку от Димоны. Отработав в качестве кладовщика положенное количество часов, возвращался тем же автобусом домой. Работа была нетяжелой, постоянное нахождение в закрытых помещениях не тяготило, сотрудники относились к нему без особого дружелюбия, но и без предвзятости, как к некоторым новым репатриантам.
Маленький Алон быстро привык к тете Гале. Медсестра в любое свободное время заходила к соседке поиграть с малышом. Кира с некоторых пор почти каждую пятницу уезжала к Мотке в мошав. Роза оставалась одна, и забота о малыше вызывала у нее тоску и отчаяние. Она никак не могла привыкнуть к ежедневной рутине: кормление младенца, перемена пеленок, теплые ванночки, прогулки. Роль молодой матери была явно не для нее. Розе до слез хотелось сидеть над решением очередной задачи, проверять всевозможные теоремы, копаться в библиотеке в старых книгах и научных журналах. А вместо этого…
В этот момент – всегда вовремя! – появлялась Галя, как спасательный круг для утопающего. По-деловому, не суетясь, она кормила ребенка, пеленала, играла с ним. Уловив молящий взгляд студентки, одевала Алона и выходила погулять в ближайший садик или просто прогуливалась с коляской по району.
Михаил относился к проявлению нежности жены к чужому ребенку с безразличием, он целыми днями сидел во дворе или, забыв о еде, торчал у телевизора, просматривая все передачи подряд. Галя перед уходом на работу заставляла его принимать сильные антидепрессанты. Партош бродил по району, как лунатик, еле передвигая ноги, блуждающий взгляд останавливался на проходящих пожилых парах, он словно искал в них сходство с родителями. Иногда он вставал и шел следом, спотыкаясь на неровных тротуарных плитках. Пройдя пару кварталов, резко разворачивался и возвращался домой. Несколько раз у него случались буйные приступы ярости, в таких случаях Гале приходилось звать на помощь Киру или кого-нибудь из соседей. Галя вкалывала Михаилу укол, и он успокаивался до очередного приступа.
Последний раз приступ ярости оказался таким сильным, что психиатр порекомендовал госпитализировать Мишу в больницу «Пардесия» недалеко от Нетании. Галина сестра Берта, та самая, на фотографии с американской машиной, работала в больнице в должности бухгалтера. Раз в две недели по четвергам Галя приезжала навещать мужа, оставалась ночевать у сестры, утром уезжала первым автобусом. В такие дни Браха приходила на работу первой, открывала поликлинику и начинала заниматься с пациентами. Галина появлялась часам к десяти, поздоровавшись с присутствующими, молча врубалась в работу.
– Ну как там дела? – интересовалась Браха. Поймав Галин взгляд, понятливо кивала.
Роза позвонила Анатолию в среду вечером. Трубку подняла Света.
– А можно Толю к телефону, – плачущим голосом попросила Роза.
– Его нет дома. – Света недовольно поморщилась, она так и не разобралась, что побудило Введенского жениться на малопривлекательной, малообщительной девушке, с которой и поговорить не о чем.
– Понимаете, я не смогу сегодня вернуться домой, у моего друга неожиданно умерла мать. Утром она чувствовала себя хорошо, а в обед внезапно почувствовала плохо, пока приехал амбуланс, она умерла от сердечного приступа. Я не могу оставить Сивана одного, он единственный сын, родственников нет… я должна находиться рядом… побыть с ним…
Света раздраженно пожала плечами:
– Хорошо я передам, как только придет.
– Вы не понимаете, я собиралась вернуться сегодня вечером. Кира уехала к мошавнику и оставила Алона у Гали, а Галя по четвергам обычно едет навещать мужа в больнице.
– Конкретно, что ты хочешь? – не поняла Света. – Чтобы Толя забрал ребенка у соседки или вызвал Киру?
– Пусть он переночует с Алоном у нас, завтра после обеда, сразу после похорон, я постараюсь приехать как можно скорее.
Примерно около десяти часов вечера недовольный Анатолий осторожно постучал в квартиру Партошей. Только когда он позвонил коротким звонком, дверь отворилась, на пороге стояла Галя с заспанным лицом. Медсестра проработала две смены в поликлинике одна. Браха, позвонив утром, сообщила, что неважно себя чувствует. Главный врач поликлиники доктор Зельцер уехал в отпуск, вместо него прислали замену – молодого интерна, недавно закончившего мединститут. Стажер, обуреваемый усердием, осматривал каждого больного не менее получаса, у доктора Зельцера на это уходило не более пяти минут, опытный врач с одного взгляда умел поставить диагноз, они с Галей понимали друг друга с полуслова. У дверей врача образовалась очередь, пациенты толпились, переругивались, входили и выходили из комнаты медсестры с жалобами. Внутри аптеки также царил балаган. Светка, перекрывая шум, несколько раз требовала тишины, пока не пригрозила публике закрытием аптеки, пусть на нее жалуется кто хочет. Угроза возымела действие – все хорошо знали жесткий характер аптекарши.
После такого дурдома Гале хотелось принять душ и завалиться спать, но в это время пришла Кира с малышом и попросила последить за Алончиком: только на два часа, пока Роза подъедет из Тель-Авива, я должна успеть поймать последний автобус.
Мальчик капризничал, не подпускал няньку к себе, требовал непонятно чего. Гале с трудом удалось его накормить, полчаса она расхаживала с ним по квартире, пока он не заснул. Поняв, что Роза задерживается, завалилась спать.
Галя спросонья смотрела на Анатолия, не понимая, что ему надо.
– Я думала, Роза приехала. А сколько сейчас времени?
– Около десяти. Роза звонила, она не приедет.
– Мне утром надо уезжать, знакомые едут в Нетанию, обещали подвезти к мужу в больницу. Если хотите, приходите утром, часов в семь, жалко ребенка тревожить. Он сегодня очень беспокойный, постоянно капризничает.
В глубине квартиры послышался детский плач.
– Вы проходите, я пока посмотрю, что с Алоном. – Галина поспешно вернулась в темноту квартиры.
Анатолий прошел вслед за ней и осмотрелся. Он впервые был в квартире соседей, да и медсестру знал довольно поверхностно. Виделись иногда, когда приходил встречать Светку после работы. Обстановка квартиры была более чем простая, единственную ценность представлял большой черно-белый телевизор, купленный по льготной цене для вновь прибывших в страну.
Из соседней комнаты слышались прерывистый плач ребенка и успокаивающий голос женщины. Галя стояла, склонившись над кроваткой, перенесенной из соседней квартиры, меняла пеленку. В вырезе открытого халата Толя увидел крупные груди, они колыхались в такт
